Виктор редко говорил о Китае, а когда говорил, это было пронизано горечью и утратой. Одна из племянниц Барнса, по имени Эвелин Кокс, взяла отпуск перед колледжем, чтобы провести время с тетей и Виктором. Китайцы назначили за его голову награду, сказал он Коксу. Он никогда не сможет вернуться. Он рассказал об антисемитизме, с которым столкнулся. По его словам, он устраивал лучшие вечеринки, но его не всегда приглашали на вечеринки, которые устраивали другие. За ужином он рассказывал о друзьях, которые спаслись от коммунистов на лодках, а солдаты стреляли по ним из пулеметов. Виктор сбежал до прихода коммунистов, но коммунисты конфисковали его имущество и даже те, что он продал, не получили и близко того, что стоили. Кокс чувствовал меланхолию Виктора. "Его мир сильно изменился", - вспоминает Кокс. "У него не было того влияния, которое он имел раньше. Я не могу представить, что он чувствовал, покидая Шанхай в последний раз".      

Ваши надежды и мечты, то, что вы построили, все то, во что вы вложили свою жизнь".

В возрасте около семидесяти лет Виктор женился на Эвелин Барнс, своей сиделке. Ее семья считала, что так он благодарит ее за заботу о нем и заботится о ее финансовом благополучии. Виктор, как обычно, отмахнулся от этой мысли шуткой: "Мне пришлось разочаровать многих других женщин", - сказал он.

Незадолго до смерти Виктор посетил своего адвоката в Нью-Йорке, чтобы скорректировать завещание. Выходя из дома, он сказал племяннице: "Дорогая, я хочу сказать тебе, что оставил тебе немного денег, но я хочу, чтобы ты дала мне два обещания. Во-первых, никогда не клади все яйца в одну корзину. Во-вторых, никогда не вкладывай деньги ни в какие сделки с целью быстрого обогащения".

Позже он добавил третье: "Пообещай мне, что никогда не поедешь в Китай". В августе 1961 года Виктор перенес сердечный приступ и умер в возрасте восьмидесяти лет.

Он как раз строил новый дом в Далласе. В нем была галерея, выходящая в прихожую, по образцу той, что он когда-то построил в своем летнем доме в Шанхае.

Отец Лоренса, Элли, построил Мраморный зал, чтобы подчеркнуть свою власть и престиж в Шанхае. Лоуренс уже владел двумя лучшими отелями в Гонконге - роскошным Peninsula и Repulse Bay.

-вместе со своим анклавом на холме Кадури и загородным особняком с собственным пляжем. В качестве памятника он запланировал офисное здание. Оно должно было заменить старое четырехэтажное колониальное здание с верандами на набережной Гонконга, где семьдесят лет назад его отец начал бизнес и которое с тех пор было штаб-квартирой Kadoorie. Новый небоскреб станет самым высоким зданием Гонконга и будет облицован отражающей бронзой. В нем будет частный музей для коллекций нефрита и слоновой кости Кадури и пентхаус на верхнем этаже для сына Лоуренса, Майкла, который, отправленный в Европу для завершения образования, возвращался в Гонконг, чтобы стать хозяином бизнеса.

Строительство началось в середине 1960-х годов - как раз в то время, когда Китай охватил хаос .

Шанхайский миллионер-капиталист Ронг Йирен поначалу был в хорошем настроении после того, как признался в своих экономических "преступлениях" в холле отеля Cathay в 1950-х годах. Коммунисты назначили его вице-мэром города, отвечающим за промышленность. Но в конце 1950-х годов Мао сверг Ронга и многих других, начав радикальную атаку на своих противников и все остатки "старого Китая" . Помещики были наказаны, интеллигенция унижена. Сам Шанхай стал мишенью.

Несмотря на то что это был самый богатый город Китая, а его заводы производили более половины валового внутреннего продукта страны, коммунистические лидеры по-прежнему с подозрением относились к людям, выросшим в тени Мраморного зала и отеля Cathay. В какой-то момент они даже обсуждали возможность переселения всего населения в сельскую местность для "перевоспитания". Когда Мао начал "Великий скачок вперед", он обернулся катастрофой и повсеместным голодом. Многие китайцы на юге страны выжили только благодаря тому, что родственники из Гонконга тайно привозили им посылки с едой. Позднее коммунистические чиновники признали, что за первые три десятилетия коммунистического правления 100 миллионов человек пострадали от преследований в той или иной форме.

Культурная революция была еще хуже. После катастрофы "Большого скачка" другие лидеры Китая отодвинули Мао на второй план и начали проводить экономические реформы. Мао решил нанести ответный удар, развязав Культурную революцию, которая была призвана свергнуть его противников путем мобилизации радикально настроенной молодежи. Парадоксально, но он выбрал Шанхай в качестве штаб-квартиры для своей новой борьбы. Он находился вдали от своих соперников в Пекине. Его жена, Цзян Цин, создала там базу власти с несколькими радикалами, которые поддерживали Мао. Они оттеснили и изгнали Жун Ирена и даже таких дорогих политических деятелей, как мадам Сунь Ятсен.

Молодые "культурные революционеры" переименовывали улицы и здания. Нанкин-роуд, построенная Сайласом Хардуном и ставшая домом для лучших магазинов в Китае, была переименована в Антиимпериалистическую дорогу. Река Хуанпу , по которой в Бунд приплывали корабли с Сассунами и другими иностранцами, была переименована в Антиимпериалистическую реку. Радикальные красногвардейцы соскребли логотип Cathay с фасада отеля. Они прошлись по городским кладбищам, в том числе по еврейскому, где были похоронены Элли и Лора, и разрушили надгробие, на создание которого Гораций потратил несколько месяцев.

Демонстранты напали на британское консульство, расположенное на Бунде в нескольких кварталах от отеля Cathay, ворвались в здание и написали на стенах и портрете королевы антибританские и промаоистские лозунги. По всему Шанхаю стаи красногвардейцев, часто учеников средних и старших классов, напали и избили более 10 000 человек, одиннадцать из которых погибли. Еще 707 человек совершили самоубийство.

Культурная революция охватила Гонконг. Она началась с забастовки на фабрике искусственных цветов. Демонстранты окружили здание правительственной администрации и декламировали уроки из "Красной книги" Мао. В июне началась всеобщая забастовка. Начались беспорядки; в общей сложности был убит 51 человек. Было совершено 250 взрывов бомб, и еще полторы тысячи устройств были обезврежены.

Лоуренс Кадури, естественно, встал на сторону британского истеблишмента и колониального правительства Гонконга. Когда левые призвали к забастовке на China Light and Power, чтобы нанести ущерб городу, Лоуренс оставил свои электростанции открытыми, а забастовщиков уволил. Строительство новой электростанции продолжалось без перерыва.

Дом Кадури в Коулуне находился на холме от школы, учителя которой поддерживали красногвардейцев. Каждое утро Лоуренс и его семья слышали демонстрации и скандирование